от него пахнет яблоками и солнцем. наверное, джемину все это только снится каждый раз, потому что никогда в этой реальности они с джено не окажутся рядом друг с другом так, чтобы можно было почувствовать запах чужой кожи.
джемин моргает рассеянно, пытается взгляд отвести: ли джено внезапно так близко, что сердце биться начинает в горле — еще немного и наверняка выпрыгнет.
от него в самом деле пахнет солнцем. вероятно тем самым, что иногда у джемина в душе пытается зажечься.

джемин замирает, словно зверек в момент опасности, прислушиваясь к собственным ощущениям и беззастенчиво рассматривая идеально правильное, красивое лицо одноклассника; у джено взгляд тяжелый, удушающий, но джемина совсем не пугает — все рефлексы давно притупились. ни стыда, ни страха. джемин уже все видел, собственная кожа, согревшись чужими взглядами, перестала воспринимать тот единственный, который джемину когда-то и почему-то стал важен.

наверное, все дело было в том, что джено никогда не сдавался. они шли вровень, боролись друг с другом и только от него в собственную спину на джемин никогда не слышал тихой похвалы. джено грубо смеялся, грубо одергивал, грубо существовал в упорядоченном мирке. разрывал его собственным существованием.
иногда джемину казалось, что он хотел бы быть таким же, как джено.
джено лучший.

да? да? что?
джемин отшатывается, чувствуя теплое дыхание (и сам забывает, как дышать), цепляется руками за парту и напрягается, сжимая побелевшими пальцами дсп. что? о чем джено?
в голове бегущей строкой мысли обо всем, кроме того единственного. вряд ли кто-то мог узнать секрет... вряд ли? дышать становится физически больно. джемин очень пытается совладать с собственными эмоциями, но видя торжество в чужом взгляде может только чувствовать, как внутренности сжимает предчувствием беды.

они с джено никогда не были друзьями. это стоило учитывать в первую очередь. джено всегда был в отдалении — недосягаемый, красивый и непременно приходящий в каждый сон. но... наверное, их соперничество зашло слишком далеко? так далеко, что теперь именно джено протягивает к джеминову горлу руки и...
— о чем ты? — джемин облизывает губы, пытаясь собраться. перестать рассыпаться от чужого взгляда и явно насмешливого тона, — я не очень понимаю, если честно. я работаю фрилансером...
уши горят. он ведет ладонью по затылку, прикрывает пальцами ярко-красные кончики ушей и следит за дыханием сейчас так внимательно, словно нет ничего важнее: вдох-выдох-вдох. фантомное прикосновение чужих губ; джемин знает, что этого прикосновения не существовало, но почему чувствует?

— я могу дать тебе сайт, если хочешь...
никто, разумеется никто не может знать о том, чем именно он занимается в свободное от школы время. закрытое лицо, спрятанные приметы... джемин не мог допустить ошибку. потому что за эту ошибку ему придется расплачиваться слишком больно. и, пожалуйста, только не от его рук.
только не от рук джено.

джемин чувствует себя маленьким ребенком, которого сейчас внезапно наказывают взрослые — обязательно без причины. хочется сказать джено что-то вроде "давай уже, наконец-то, дружить", но скулы сводит. джемин рта открыть не сможет: испуг помогает ему найти оправдание, но не помогает делать какие-то шаги дальше.
хочется попросту сбежать. насмешка в спину — не самое страшное, что может быть в этой жизни.

страшнее узнать, что джено все знает. страшнее, что джено может рассказать все остальным одноклассникам, может каким-то образом найти точки давления и заставить джемина опуститься еще ниже, хотя, казалось бы, дальше попросту некуда — он уже торгует собственным телом.
джемин шумно отодвигает стул, стремясь создать между собой и джено хоть какое-то расстояние — от внезапной близости становится не по себе и глупое сердце, бьющееся в горле, вызывает тошноту и недомогание. слишком близко.
джемин будет глупым, если скажет, что никогда не был влюблен в ли джено, но и любви этой он никогда не осознавал.
восхищался молчаливо, иногда наблюдал сквозь полуприкрытые веки, иногда задумчиво рассматривал фотографии в инстаграме и профиле kakao-talk (выкрал номер телефона из журнала), но никогда не задумывался над тем, что именно значит это тоскливое, странное чувство.

— слушай, мне наверное лучше уйти? какая-то глупая ситуация, ты меня напугал... — он встает, смотря сверху вниз на одноклассника. да, так намного лучше и проще: когда рядом не ощущается чужого тепла оказывается, что все еще можно правильно функционировать. интересно, именно это чувствуют девчонки, когда признаются ему, на джемину, в любви? чувство нежной теплоты? — серьезно, я не понимаю что ты от меня хочешь.

только голос — дрожит. джемин понимает, что никак не спрятать ладони, которые бьет мелкой дрожью, что взгляд, который он отвести пытается, да голос, совсем непривычный, выдают его лучше, чем сотня самых разнообразных слов.
джено не идиот, чтобы не понять, что у джемина есть свои секреты. беда в одном: джемин не знает, какой именно из сотни секретов ли джено знает.

он руки засовывает в карманы школьных брюк, только уходить не спешит: а вдруг джено скажет что-то еще? а вдруг... да и безопасно ли будет уходить, так и не узнав того, что именно джено знает?
все слишком сложно, чтобы джемин на раз-два решил эту задачу. но достаточно ли сложно для того, чтобы джено — не справился?

[nick]Na Jaemin[/nick][icon]https://78.media.tumblr.com/a72eff46c88ecd77b5dd3c0b50a4544a/tumblr_p7z6o4BeTi1vs6eieo5_r1_400.gif[/icon]

это похоже на вьетнамские флешбэки или что-то в этом духе; сычен перед глазами видит картины своего прошлого, порядком покрытые плесенью и задвинутые прочно в самый дальний угол памяти, чтобы ненароком не вспомнить. ему проще делать вид, что ничего и никогда не было.
не существовало читтапона, побоев, неловких падений. это действительно проще.

но не сейчас. он морщится от резкой, давно ставшей непривычной, боли, и облизывает губы, потому что только так и получается контролировать свой несдержанный язык. сычену хочется громко и грязно выругаться, подняться самостоятельно, но он слишком хорошо знает собственный организм и причину боли, чтобы не понимать, что ничем хорошим подобная идея попросту не может закончиться. лучше сдохнуть, чем смотреть как читтапон жалостью обволакивает.

конечно. никто не забыл. ничто не забыто. они не могли разойтись так просто, чтобы раз и навсегда перечеркнуть все от и до. сычену хочется триумфально улыбнуться, но улыбка получается натянутая и болезненная: привычный вывих ноги, привычная боль — сколько он не чувствовал этого? пол года? год?
в другое время и в других обстоятельствах, он сказал бы, что это тэн притягивает к нему неприятности, но сейчас он просто поджимает губы, чувствуя, что чужая помощь — жалость — через несколько секунд не заставит себя ждать.

у глазах у читтапона паника и тревога.
почему же ты не смотрел так, когда на ребрах не оставалось живого места? почему же сейчас?
это ужасно дискомфортно.
— должен смочь, — сычен кусает губы, пытаясь сдержать болезненный стон, когда поднимается; под руками у него читтапоновы плечи и хочется (непроизвольно) коснуться носом прядей за ухом, как делал когда-то. привычки тела настолько неискоренимы, что сычен сжимает ладони в кулаки.

какая, к черту, нежность? читтапон не заслужил. в сычене так много боли, что он готов только ею и травить чужие души: яд, который обязательно рано или поздно коснется тэна, оставит в нем свои следы.
ничего кроме.
яд.
опираться на читтапона кажется странным. еще более странным — ковылять рядом с ним, то и дело пытаясь выровнять дыхание, лишь бы не издавать болезненные звуки тревоги. сердце у сычена бьется гулко и быстро, пульсирует горячей кровью, но почему-то вместо огня генерирует только холод.

можно сжать ладони сильнее и тогда на нежной читтапоновой коже останутся яркие метки синяков. а нужно ли? сычен придушил бы его, но совсем не так, не физически; в физическом нет смысла. волнуйся за меня.
не признавать себе, что это приятно.
не думать, что запах тэна — то, по чему скучал сильнее всего на свете.

сычен чувствует себя жалким заложником ситуации, потому что опирается на того человека, который никогда не проявлял никакой инициативы, впитывая в себя сыченову боль, словно губка. всю жизнь читтапон стоял где-то сбоку, только теплые поцелуи на крыше говорили о чем-то обратном.
а сейчас — плечо к плечу подставляет, да тащит на себе.

сычен его, оказывается, перерос. стал выше, сильнее, возмужал что ли.
читтапон все такой же.

— только не смей меня жалеть, — уже, небось, начал. сычен ведь его знает, — это привычный вывих. надо что-нибудь холодное...
они бредут в сторону медпункта. интересно, читтапон уйдет?
винвин бросает все силы на то, чтобы выстоять, поэтому не огрызается почти, да не стремится залезть своими лапами в чужое нутро; не хватает ресурсов.
хочется прикрыть глаза, уткнувшись в чужую шею.

так странно, что читтапон все еще теплый. словно они совсем не изменились. все также, как в детстве. рука об руку, шаг в шаг.
сычен надеется только, что читтапон улыбки этой легкой не заметит, а если заметит — спишет на фоновое сумасшествие дун сычена. никак не на ностальгическое воспоминание о былой любви или чем-то таком.

в медпункте, как не странно, пахнет медикаментами и чем-то сладким, словно жгли благовония. сычен валится на кушетку, подмечая весьма запыхавшийся вид. нелегко, вероятно, тащить на себе его тушу?
хочется читтапона раззадорить, потому что на дне зрачков — сычен уверен в том, что видит — подмечает волнение. неужели и в самом деле хоть что-то в холодной принцессе начало таять?
— почему я должен был стать другим, тэн?.
(тебя не было, чтобы меня исправить.)

он маленький и сконфуженный на табуретке напротив. медсестра суетная, бегает, делает что-то, пытается найти холодный компресс, чтобы снять отечность.
сычен взгляда от читтапона отвести не может: красивый, но...
о чем ты тревожишься?

злость уходит в боль. концентрируется резким, неприятным чувством вывернутых костей и остается так; жалко только, что болит еще где-то в сердце.
— но тебя я не узнаю, — улыбается уголком губ. где его читтапон? перед ним — морок, образ чего-то настолько желанного и далекого, что верится так сложно и невыносимо. сычен знает, что реальность часто обманывает его, — вероятно потому, что ты мне не рад.
усмешка. кривая, корявая.

реальность обманывает и бьет наотмашь. читтапон всадить в спину нож — на раз два, а сычен готов. вот тебе спина, вот весь я, бей, пожалуйста. сил нет с тобой бороться.
читтапон — навязчивая мысль, воспаленная идея, бесконечная зацикленность. сычен думает, что от такого лекарства нет.

чужие ладони сжимать хочется очень — их почему-то всегда неприятность сводила ближе, глубже, теснее — но позволить это себе слишком невозможно. дистанция.
помни.
— что прошло, к тому не возвращайся, да? — сычену сердцем горит. перемолотить, перебрать все прошлое, составить заново по кускам давным давно развалившийся паззл, у которого нет формы. только сможет ли читтапон поговорить с  ним?

сычену больно и он больше не может бороться словами. он капитулирует, но все еще рядом; он глотает язвительность, но смотрит с вытравленной уже когда-то нежностью.
чувства его читтапону понятны как дважды два. слишком часто он с ними сталкивался. знает, что сычен к рукам — ручная зверушка.

— если будет необходимо, я добьюсь тебя, — чтобы сломать? чтобы прижиматься губами к ключицам и верить, что все хорошо, — больше не сбежать, читтапон. я говорю серьезно, — спокойно и уверено. без желания загнать слова ножами под ребра.

сычен все-таки тянет руку к нему.
к чужому, странному, незнакомому.
сычен к читтапону тянется. потому что всегда, неизменно, и ничерта с этим сделать не может, сведенный с ума своим прошлым дурак.

сычен устал. но усталость в нем каждый раз преобразуется в какие-то иные чувства, и это начинает напоминать какую-то изощренную пытку, выдуманную кем-то свыше. сычен устал.
он думает, он просчитывает, он пытается понять, как сам завел себя в тупик, но корнем всех бед находит вовсе не собственную личность, порядком расслоившуюся, а читтапона. это удивительно, насколько сильно можно быть привязанным к призраку прошлого.

а ведь этот тэн — другой. у него те же глаза и голос тот же, движения плавные и улыбка дурацкая (сычен как-то видел, случайно, на перемене), но взгляд изменился. вероятно, он просто сычена больше не любит.
а может быть, сычен просто забыл, как было на самом деле.

— а ты сможешь меня ударить? — теперь сычен выше. наглее. самодовольнее. теперь сычен смотрит с нахальством, издеваясь, но дыхание предательски замирает, когда тэн оказывается ближе. еще ближе. вся сыченова жизнь чертовски несправедлива, — бей,
если не трус.
он ловит его запястья.

ведет кончиками пальцев по тонкой коже, к которой присмотрись — увидишь нити бежащих вен — [забирается почти было под рукава рубашки] и цепляется за лацканы пиджака, чуть встряхивая читтапона. нежность сычена меняется с агрессией, с желанием... желанием чего? сычен смотрит на тэна и не понимает, чего хочет на самом деле.
то ли губы эти целовать, то ли к чертям в ад отправить.

быть нужным тэну — физическая потребность, похожая на необходимость дышать. сидеть в его голове, сжимать мыслями ребра — сычену не нужно больше. читтапон может не любить.
но оставить второй раз просто права не имеет.

— ты гораздо больше мое дело, чем думаешь, — если сычен сделает движение вперед, то кончиком носа коснется носа тэна, вспомнит отчаянными флешбэками то, что забыл так тщательно, что все еще ощущает прикосновение теплой кожи, — я испорчу тебе жизнь в этой школе, не сомневайся, — если сычен притянет к себе читтапона, но дотронется лбом до чужого лба, привычно прикроет глаза и на гребанные десять секунд перестанет думать, что никому не нужен. но вместо этого он только отталкивает, потому что на его плечо ложится ладонь учителя.

у сычена нет проблем. он умный. он способный. он мог бы быть лучшим, но почему-то совсем к этому не стремится. он почти на хорошем счету.
вин тихо выдыхает, фыркая, и разворачивается к химику, смотря тому прямо в глаза. ну что же...
— вы решили устроить бесплатное представление? я-то думал, что вы воспитанные дети, — мужчина смотрит на них с очевидным осуждением, в то время как одноклассники — с легким разочарованием. их лишают интересного развлечения, а сычена лишают обжигающего дыхания читтапона.
и оно, на самом деле, к лучшему.

— извините.
в дун сычене раскаяния ни грамма, он незаинтересованно бухается обратно на собственный стул, переходя в режим созерцания. сколько глупостей еще он сможет натворить? сколько еще раз ему придется вот так прижимать читтапона, чтобы наконец-то разобраться в том хитросплетении мыслей, поселившихся, почему-то, в сердце?

сычен не знает, какое решение правильное.
не знает, как заново научиться дышать нормально, а не болезненно кривить губы, встречаясь с тэном взглядом.

сычен не знает. совершенно ничего не знает.
— может начнем урок? — он облизывает губы, но еще зеленые деревья за окнами навевают мысли о знойном лете, когда они кое-как вскрыли замок на самую классную крышу в городе. сычену бы мыслями вернуться в суровую реальность, к пальцам, болящим от силы захвата, к учителю, которые нависает над ним, словно горой.
— вы наказаны. после уроков остаетесь вдвоем, я объясню, чем вы будете заниматься. вам двоим явно стоит поработать над отношениями.
сычену бы попросить еще раз прощения, да как-нибудь выкрутиться, потому что один на один с тэном, он честное слово, не переживет без потерь (и в заголовках, слава богу, не будет ничего в духе "умер от цветущей любви, которая поселилась в его легких болезнью"), но вместо этого он просто пожимает плечами.

реальность, в которой есть его прошлое — реальность жестокая. она пахнет южными ночами, скоплениями звезд и режет, не хуже острейшей бритвы. сычен не может скучать по тому, что когда-то было, потому что тогда его ребра болели вовсе не от чувств, а от синяков, но тогда...
                   он любил его больше, чем себя.
а сейчас... что?

урок для него проходит туманом; сычен пялится в окно, в окне — его отражение, в отражении — кто-то чужой, кто-то, кого сычен забыл, когда уехал от читтапона. кто-то, с кем он так и не смог договориться, поэтому решил, что будет существовать отдельно.
в окне — его отражение.

и на самом деле, так ли сильно изменился дун сычен?

                            не думай, что мне в радость проводить с тобой свое свободное время, но я все еще жду твоего удара в лицо, поэтому не надейся на то, что время, проведенное вместе, не покажется тебе адом. ад теперь в твоей голове. я буду там же.
сычен комкает пальцами записку, думая, что все-таки передаст ее через ряд, но вместо этого закидывает в собственный рюкзак.
потому что, не сомневаясь, произнесет это же, глядя в кошачьи глаза читтапона буквально через несколько минут.

жаль, что его голова
отражает все тот же
ад
созданный тэном в ответ
[намного заранее необходимого]
.

джемин не сомневается, что читтапон у него умный и рано или поздно все непременно поймет. не может не понять, потому что они братья. в конце концов, у джемина есть только этот неопровержимый факт как доказательство их максимальной близости друг к другу.
и делить тэна с кем-либо новым он попросту не готов. брата настолько мало, что иногда кажется, что это чужой человек. читтапон бы никогда не выбрал кого-то другого вместо джемина. правда ведь? правда.
так почему сейчас так неприятно и невыразительно тоскливо? потому что этот читтапон какой-то другой. и хотя сжимать его в объятиях так абсолютно чудесно, есть что-то, какая-то деталь, которая не дает ощущать его правильно. как прежде.

джемин предпочитает не задумываться над тем, что скорее всего эта деталь — любовь. любовь, которую читтапон предпочел отдать кому-то другому. и разве не объясняет это все, что сейчас происходит? джемин послушно выходит в коридор, хотя мог бы и остаться и тэн бы ничего ему не сделал, только, быть может, нахмурился еще сильнее (и, быть честным, именно этого джемину и не хотелось). шаркать как можно громче он научился в тот момент, когда брат стал оставлять его одного с матерью и отцом. им пришлось смотреть на своего младшего ребенка, а ему — показывать свое недовольство так, чтобы при этом не получить законный поджопник.
читтапон всегда был подушкой безопасности.
— это чай для язвенников! — джемин кричит в пустой коридор, прекрасно зная, что на кухне все слышно. он бы обернулся посмотреть, подглядеть за милой сценой двух голубков, однако... а смог бы он это пережить?
не стоит быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что скорее всего читтапон сейчас тянется к чужим губам за поцелуем.

у джемина лицо меняется в мгновение; он брезгливо морщится, чувствуя какой-то острый, непонятный, но очень хорошо знакомый укол зависти. так джемин завидовал друзьям тэна, но никогда еще не завидовал кому-то, кто читтапона может целовать и прижимать к себе. и казалось бы, чему завидовать, если и сам так можешь, но было в этом что-то, что портило картину.
что-то плохо осознаваемое.
например любовь.

читтапон ловит его именно с таким дурацким, удивленным лицом. джемину эмоции свои осознавать трудно, потому что у него тэн сквозь них все детство был проводником, объясняя, что такое больно, а что такое хорошо. а тут что-то среднее, не то, чтобы было прям плохо, просто... просто как-то не так. неправильно.
дискомфортно.
джемину хочется обратно уткнуться в своего читтапона, чтобы перестать не понимать.
— ты не можешь меня обвинять в моем поведении, — он открывает рот прежде, чем тэн умудряется что-то сказать и получается, что они говорят одновременно. джемин привык защищаться, потому что он все еще подросток и потому что никто толком его не понимает. у него был брат.
был.
и где он теперь?

держать себя в руках — это по-взрослому. джемин мог бы собой гордиться, да только толку от этого? возможно, самая настоящая детская истерика как-то разрешила все это дело, да только и истерить не получается. потому что джемин не понимает проблему.
как объяснить ее читтапону?
а тот заглядывает в глаза и джемин чувствует, как сердце бьется быстро-быстро и кровь по венам горячая, плавит нервы. и первый раз шмыгает носом.
— не понравился, — теплота чужих рук касается его ладоней. джемин переплетает пальцы. читтапон маленький, а когда-то они были одного роста. мальчишка глупо мотает головой, пытаясь жестами себе помочь, но брата держит крепко, словно последнюю соломинку. еще немного и точно уйдет под воду, да там и останется, — почему ты любишь кого-то еще?
второй раз шмыгает носом.

это ближе к истине. джемин интуитивно чувствует, что подбирается к корню своей проблемы, потому что это слово любишь получается рваным, словно ножевое ранение. голос вздрагивает, оставляя неровный край.
— из-за него, — джемин переводит взгляд на собственные босые ноги и внезапно теряет силу. говорит тихо, почти шепотом, чтобы никто, кроме тэна, не услышал, — ты не... любишь меня? он лучше меня?

он бы многое мог вылить сейчас на читтапона. про то, что тот приходит реже редкого, про разговоры, которые обрываются на самом интересном месте, про прикосновения, которых сейчас, как никогда, не хватает. многое, но упрямо молчит, мотая головой и отгоняя детские слезы.
джемин имеет право ревновать.
но под этой ревностью он ощущает любовь к брату. беда не столько в ревности, сколько во втором чувстве.
читтапон никогда джемина в губы не целовал.
никогда. и не смотрел на него... вот так. как на тэёна.
разве джемин чем-то хуже?...

— почему ты меня не любишь больше, хён? я как-то расстроил тебя? — он начинает мотать головой еще сильнее. мужчины не плачут — так мама говорит — поэтому джемин тянется к брату, прижимая его к себе, и пытается, словно маленький, как и прежде, уткнуться сопливым носом в его шею. — почему ты больше не приходишь ко мне, как раньше? зачем тебе тэён?
шепчет, не переставая, словно ответы на эти вопросы сделают его счастливее.
но джемин и без читтапона понимает, что тот ответит.

просто с каждой минутой это становится отчего-то невыносимее. то ли оттого, что читтапон смотрит вот так, то ли оттого, что время их теперь безвозвратно уходит и совсем скоро каждый окажется сам по себе.

[nick]Na Jaemin[/nick][icon]https://78.media.tumblr.com/a72eff46c88ecd77b5dd3c0b50a4544a/tumblr_p7z6o4BeTi1vs6eieo5_r1_400.gif[/icon]

джемин загребает ногами плед, валится с дивана и вслед за ним кульком летит полный набор домашнего ленивца: несколько мягких подушек (одна из которых похожа на жопу корки; джемин тогда смеялся и ха-ха, тэн, она похожа на тебя), аляпистый флисовый плед в маленького молнию макквина и, кажется, тарелка с чипсами.
а вот это упс.
кажется, у кого-то могут быть проблемы, потому что крошки с маминого любимого ковра почему-то совсем не хотят быть съеденными пылесосом.

джемин потирает ляжку, которой неприятно стукнулся об твердый (на удивление) пол, и лениво переводит взгляд на телевизор: щелкает несколько каналов, пока, наконец, не находит какой-то фильм об дикой африке. документалка всегда интереснее новостных блоков. джемину семнадцать и у него на удивление скучная жизнь: учеба-дом-домашка-видеоигры-сон-учеба. по кругу. друзей не особо много, а те, которые есть, все больше в "этих ваших интернетах" — словом, совсем не нравятся домашним.
и только читтапон его понимает.

джемин старшего брата воспринимает как ебанного иисуса христа — верит в него, как религиозный фанатик, возносит на пьедестал, окружая ореолом таинственной идеальности. читтапон-то уж точно по жизни состоится в отличии от непутевого, невыросшего еще морально (зато физически — вполне) джемина. смотря на читтапона хочется учиться; впрочем, мозг джемина явно не заточен под изучение всяких теорем и теории литературы, зато вот жизнь (чужую) впитывает в себя картинками.
джемин очень читтапона любит.

как старшего брата в первую очередь.
читтапон всегда заразительно смеется, у него очаровательные ямочки на щеках во время улыбки, тонкие пальцы и изящные движения (возможно, что он его слишком идеализирует); говорит он тихо, но очень убедительно, и вообще голос его — слушать и слушать, не переставая. вероятно, восторг джемина от читтапона чувствуют все окружающие.
сочинения про старшего брата — всегда образцовые, наполненные нежным чувством и искренним обожанием. мама смеется и говорит, что их с тэном дружба — лучшее, что она могла только желать для своих детей.

джемин согласен. их с тэном отношения — лучшее.
он читтапона уже на целую голову перерос (пошел в папу просто), старший брат уже дышит куда-то в плечо, а расстраивать и злить его все также, как детстве, страшно (тогда-то читтапон был выше, как ни крути). разговаривать, с возрастом, с читтапоном все интереснее, а уроки он объяснял всегда лучше, чем мама.
в общем, читтапон, как ни крути, а набор одних только плюсов и совершенно невозможно его не любить.

джемин принимает это за истину, именно поэтому совсем не удивляется тому, что на тэна иной раз засматриваются другие люди (правильно, он красивый, смотрите — и очень гордится тем, что тэн такой), а друзей — хоть ложкой ешь (джемин некоторых и правда бы сожрал, потому что брат-то его, а внимание, почему-то, отдает кому-то другому). хотя с друзьями джемин, может быть, и преувеличивает...

или нет...
или да...

джемин грустно упирается затылком в диван, потому что сегодня дома один совершенно и пустая квартира непривычно отдается гулких эхо. обычно, когда совсем нечего делать, джемин у читтапона на кровати тусит, перекладывает с места на место учебники и радуется, что тэн терпеливый (заботливый и просто самый лучший).
когда кого-то очень сильно ждешь, то, буквально, прислушиваешься к любому шороху.

именно поэтому джемин слышит, как поворачивается в двери ключ и сразу же подскакивает, втаптывая в мягкий ковер превратившиеся в пыль чипсы.
он скользит по паркету и громкий топот, наверняка, слышно на всю квартиру.
— х-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ё-ён, — джемин цепляется пальцами за угол в прихожей, скулит в приоткрывшуюся дверь, — я скуча-а-а-а-а-ал, — честное слово — очень. — ... ой...
однако читтапон почему-то приходит не один.

джемин вскидывает брови, удивленно рассматривая человека, которого тэн привел с собой.
и этот человек ему почему-то сразу не нравится.
— а это кто?
[nick]Na Jaemin[/nick][icon]https://78.media.tumblr.com/a72eff46c88ecd77b5dd3c0b50a4544a/tumblr_p7z6o4BeTi1vs6eieo5_r1_400.gif[/icon]

тэён не ждет, что перед ним остановятся, вряд ли кто-то захочет подобрать ночью попутчика, к тому же — примерно на середине трассы. и все-таки случается какое-то чудо.

вероятно, у тивая чистая карма или что-то в этом духе: благосклонная вселенная из космоса посылает улучшенную ауру, бог смотрит на него с улыбкой, он ебанный любимчик фортуны. машина останавливается прямо напротив и с легким шумом опускается вниз стекло. на тэёна смотрит кто-то очень знакомый. он не знает его лица, не знает имени, но почему-то помнит, как звучит этот голос и интонации знает, как самого себя.

вероятно, что стоит просто спать немного больше, чем три часа в сутки. тэён щурит глаза, пытаясь всмотреться в незнакомые черты, но не может вспомнить ни одного приятеля, который напоминал бы ему парня с водительского сидения. это странные провалы в памяти, а может быть — странная игра сознания.
тивай не хочет об этом думать, он просто хочет немного отдохнуть.

он слишком много пережил за короткий промежуток времени, чтобы сейчас размышлять о том, может ли встретить за тысячи километров от дома кого-то с далекой родины. дверь за ним хлопает и закрывается, тэён откидывается на спинку сидения, прижимаясь затылком к мягкой подушке, и прикрывает глаза.
— спасибо, что подобрал, — у него немного хрипит голос, но это оттого, что не разговаривал приличное количество времени. удивительно, как человеческую речь не забыл, учитывая, что даже с продавцами старался не контактировать.

машина трогается с места и тэён косит взгляд, цепляясь в полумраке за чужие коленки. что-то внутри жжется, словно разожгли уголек, и он вот-вот подпалит просохшие палки. усталость в тивае собирается в один ком вместе с волнительной тревогой, но не растет, терпеливо выжидая повода.
а вот уголек становится горячее, жарче и постепенно запылает рассветным заревом, причиняя боль.

что-то не так? что-то, наверное, не так.
— я выпрыгну в ближайшем городе. пришлось пешком идти, не успел на автобус, — тэён не собирается взгляда отводить, рассматривая руки, потом — лицо.
а лицо какое-то... нет, оно не может быть даже отдаленно знакомым. ли тэён не знает этого паренька и не собирается узнавать, потому что что-то в нем, хоть и притягивает его взгляд неотвратимо, заставляет то неприятное чувство пожара становиться еще сильнее. словно тэёна клеймят, оставляя на коже обожженный след.

мотор тихо шумит и с ночной тишине этот звук кажется почти умиротворяющим, но вместо покоя тут только сумятица мыслей. тэён думает о том, что ему будет стоить эта поездка с кем-то незнакомым. думает о том, что если копы выйдут на след этого паренька — он покажет им, куда тэён ехал.
он стал в последнее время слишком мнительным, но невозможно не переживать, когда тебя объявили в розыск.

интересно, по всей стране или пока только в одном городе? интересно, как быстро тэён преодолеет еще несколько сотен километров?
интересно, как...
— извини. я потревожил твой покой, — он облизывает губы, цепко держась за лямки рюкзака и кончиками пальцев вытаскивает из бокового отделения пистолет. он пустой, в нем давным давно закончились все пули, но если приложить хорошенько железом по затылку, то все еще можно остаться в выигрыше.

решение забрать чужую машину приходит спонтанно.
вероятно, во всем виновато раздражение, которое электризует тэёна: его руки слишком далеко от чужих рук, они не соприкасаются ногами и между ними слишком большое расстояние, чтобы это могло волновать натянутые нервы, но напряжение, которое собирается под ребрами, давит грудную клетку.

что это за чувство?
разумеется, это какая-то блажь. недосып, голод, усталость. это что угодно, тэён попросту не в себе.
тэён попросту сходит с ума от этой бесконечной погони.
— притормози, пожалуйста, меня слегка укачало, я очень давно не ездил в машине.

[единственное, чего с ним давно не бывало, так это чувство удивительного, хладнокровного спокойствия.
тэён четко видит перед глазами, что именно должен сделать, и настолько решительно настроен на это, что нисколько не сомневается в собственных способностях и реализации задуманного.
но на полном ходу этого делать не стоит.]

он на несколько секунд молчаливо погружается в самого себя. машина плавно сбавляет обороты, постепенно съезжая к обочине. вероятно, в ли тэёне есть еще что-то от нормального человека: сострадание, нежелание марать руки чужой кровью, какое-то... чужеродное, непонятное, незнакомое.
с этим парнишкой точно что-то не так.
что не так?

в чем проблема?
— меня зовут ли тэён, я рад встрече на эту ночь.

нет, конечно нет. он не станет его убивать.
он не сможет его убить.
он не...
я не хотел, правда
                          это для общего блага.

прежде, чем рукоятка пистолета касается, ладонь тэёна касается чужой оголенной шеи, и что-то в организме запускается, словно рванувшая бомба замедленного действия.
тэён чувствует боль каждой
ебанной
клеткой
ебанного
тела
которое
похоже
на клетку.

тэён чувствует боль и кого-то другого.
а самого себя больше
нет.

прежде, чем его сознание отключается, пытаясь справиться с болевым шоком, тэён осознает одну единственную вещь
                   это и есть твой соулмейт.
и он уже отпечатывается на твоем сердце_коже меткой, от которой ты не избавишься до конца своей блядской жизни.
это твое наказание. отныне
и во веки веков.
[NIC]Lee Taeyong[/NIC]
[AVA]https://78.media.tumblr.com/3e3752b6b8662b9accaac102b1a3656b/tumblr_p4okmkKYfR1wpxotro1_500.gif[/AVA]

успокой своё сердце: когда догорит костёр,  ты на долгие годы останешься без огня —
так представь это пламя как выход из темноты.
http://se.uploads.ru/fekI7.png http://sa.uploads.ru/BCi2k.png

свитер колет горло. сычен оттягивает воротник, запуская по одежду свежий прохладный воздух и тяжело выдыхает, смотря на едва заметное облачко пара. под вечер всегда холодает, именно поэтому он одевается теплее: выбирается из комнаты во двор, на улицу, стремясь избежать надоедливого шума, бьющего по перепонкам, но каждый раз немного прокалывается, забывая про то, что свитер не спасает от резких перепадов температуры.

сычен помнит, что промерзает до костей за считанные минуты, но упрямо кусает губы, потому что возвращаться обратно ему хочется еще меньше, чем в принципе находиться в стенах академии. его расписанная поминутно жизнь наступает на горло грязным ботинком, выламывая позвонки. это было забавно: мать так отчаянно хотела отправить его подальше, чтобы в конечном итоге читтапон нашел его здесь.
сычен помнит, что подобные вещи называются иронией. смотри, мол, куда ты отправила собственного сына.
довольна теперь? он рядом.

сычен тянет рукава до кончиков пальцев, чтобы было теплее и, вероятно, надеется, что холодный воздух поможет мыслям раствориться: снова совсем не думается об учебе. а у сычена висит контрольная по математике и было бы неплохо подготовиться к иностранному заранее. было бы неплохо...
но делать это, он, разумеется, не будет. мальчишка медленно спускается по ступенькам, направляясь к наименее освещенному участку школьной территории. чем темнее — тем меньше людей вокруг. и вопросов к сычену тоже меньше [одиночество, в которое он себя изолирует, помогает разобраться в себе намного лучше задушевных разговоров].

когда он увидел тэна первый раз и понял, что это не воспаленный разум, играющий злые шутки, он хотел что-то сказать. кинуть какую-то броскую фразу, заставить ее зависнуть в воздухе, чтобы тэну была звонкой оплеухой. чтобы в глазах напротив увидеть собственную удовлетворенную обиду [которую, раз за разом твердит сычен, давным давно забыл, мам.]
что-то в духе: свали от меня как можно быстрее.
                      как тебя сюда вообще взяли?
                      не смей смотреть на меня.
но не сказал ничего; первым отвел взгляд, прошел мимо, и решил, что продолжит нормально жить дальше. также, как и жил до этого. сычен еще никогда так сильно не ошибался.
сычен еще никогда так сильно не...

так сильно не _что_ ? так сильно не отвлекался от учебы, не ломал карандаши пальцами в бессильной злобе, потому что не можешь контролировать собственные мысли? сычен знает, что сходят с ума примерно так: он царапает ногтями собственное запястье, когда мысленно в очередной раз возвращается на несколько лет назад. он не хочет помнить.
у него нет другого выбора; у него есть тот взгляд, после которого воспоминания реверсией ударили по восстановленным эмоциям.
спасибо, дун сычен умеет держать лицо и людей как можно дальше от себя.
спасибо, дун сычен больше не наступит на те же грабли.

разбираться в себе — отвратительно.
сычен сминает пальцами отломанную ветку от какого-то дерева и крутит тонкую палочку, на которой листья шебуршат из-за движения: щекотно касаются большого пальца, поглаживая, и создают холод. у сычена в качестве ежедневного ритуала — прогулка перед сном. словно это поможет мыслям вернуться в привычное русло.
нет, сычен. нет. ты же прекрасно знаешь, что тебя уже ничего не спасет.

когда на часах перевалит за десять, на улице не останется никого. кажется, был какой-то регламент. какие-то правила. сычен обычно не гуляет так поздно, сегодня просто особый случай. насколько особый, что он, черт, сопливо размазывает по собственной жизни какие-то непонятные эмоции.
эй.
ты должен чувствовать только злость.

запомни, в тебе больше ничего нет.
поэтому он тебя не любит. поэтому тебя никто не может любить.
сычен натягивает воротник еще выше, чувствуя подбородком колючую материю и пинает мелкие камушки под ногами, совершая круг почета. сейчас он обойдет территорию и вернется обратно, в комнату, чтобы уснуть без снов совершенно (кому ты врешь?). потом он проснется.
и где-нибудь обязательно натолкнется на читтапона, потому что каждый божий день происходит в этом порядке. никак иначе.

от навязчивых мыслей винвина отвлекает только шорох. неестественный, потому и опасный (?). сычен вскидывает голову, чуть щурясь в темноте, и замирает. в полумраке силуэт кажется знакомым, насколько, что что-то внутри подозрительно вздрагивает, заставляя неприязненно поморщиться.
ах, да. ребра теперь тоже будет каждый раз сводить от того, что ты встречаешься с ним на несколько секунд в коридоре/классе/на улице, прежде чем разойтись в разные стороны.
и с этим тоже теперь придется как-то бороться.

раньше было лучше, правда? раньше ты просто думал, что он тебя предал.
а теперь вот, смотри. теперь ты борешься с предателем.
нравится?
— ну надо же, — заткнись, дун сычен, и иди мимо. просто иди мимо. пройди, проигнорировав, как делал это уже множество раз. он тебя не интересует. — т-э-н. я не помешал твоему м... — он тебе не нужен, иди, — свиданию?
сычен сухие губы кривит в улыбке, от которой трескается нижняя, и слизывает кончиком языка капельку проступившей крови.

и что ты будешь теперь делать, а, читтапон?

пустоты в людях похожи на угарный газ; ты, читтапон, пустой. сычен — тот сычен, который был в пятнадцать — задохнулся благодаря тебе. а теперь с ним явно что-то не то.
ты ведь любил не такого? ты вообще его любил?

сычен все еще не жалеет, что не прошел мимо, а решил остановиться, но каждое чужое движение отзывается в нем неприятным эхом, треском ребер, словно еще немного и точно не выдержит. не будь тут девицы, сычен бы давно сделал что-то. что-то, что еще сам пока плохо осознает. ненависть в нем — сложный, туго закрученный клубок змей.
где-то в этом клубке, наверняка, нежные прикосновения к чужим губам.
сычен тактильно помнит каждую черту читтапона так, что наверняка смог бы нарисовать идеально точный портрет.

однажды он тебя уже уничтожил. тебя — на бумаге.
чем теперь та бумага отличается от тебя настоящего, читтапон?
— я уже рядом с тобой, — сычен невозможный, он это знает. насмешливо смотрит и на чужую руку, и в глаза тэну, делая вид что читает, словно раскрытую книгу. когда-то он отзывался на любую его эмоцию, сейчас ничего не чувствует. сейчас движется в кромешной темноте и хочет утащить за собой, потому что тэн все еще единственный, кто может понять. кто хоть что-то понимает.
лучше бы разочароваться в нем окончательно и наконец-то отпустить.
как жаль, что это невозможно.
но

что на счет вторых шансов?
— не ты ли был безразличен? — знает, что это не так. знает ведь. винвин склоняет голову, смотря на то, как девушка заинтересованно прислушивается к их разговору, и засовывает руки в карманы джинс. пальцы мерзнут и иголочками холода покалывает кончики, до онемения, — не ты ли сейчас говоришь оставить прошлое в прошлом? а что, если я не хочу?
что тогда?

как старательно ты будешь пытаться выбраться из ада?
сычен знает, что люди заложники своей памяти. искусственным образом никак не вырезать из себя кусок, который болит — и болеть еще долго будет, потому что в глазах читтапона то же самое отчаяние, зеркальное. можно сколько угодно пытаться все это скрыть, но сычен в его голову забрался давным давно.
возможно, не так хорошо, как хотел.
возможно, какие-то вещи понимая неправильно...
но...
— я знаю тебя, читтапон. я и не собираюсь быть с тобой друзьями, — усмехается. сычену хочется, чтобы тэн называл вещи своими именами. а еще он прекрасно знает, что если настоящие имена прозвучат вдруг в слух, то им вдвоем смертный приговор будет подписан в ту же секунду. понимай это как хочешь.

это не те вещи, которые должен слышать кто-то другой, но злорадное удовлетворение от того, что рядом с той, которую тэн любит, он может играть с ним словами, сжимает солнечное сплетение. сычену нравится чувствовать в своих руках хоть какую-то власть над тэном, потому что так все еще создается ощущение того, что нужен ему.
потому что тэн от него зависит.
потому что тэн рядом.

это похоже на болезнь. ты больше не контролируешь собственное сердце.
сычен чувствует себя помешанным, потому что точно знает, что больше не отступит. вероятно, это последствия ночных прогулок — жар, озноб, головная боль, легкое головокружение... вероятно — последствия мысли, разъедающей больше, чем наталкивающей на правильные действия. ему стоит забыть.
ему стоит уйти, потому что читтапон просит об этом (раньше бы так и сделал, твое слово свято).
нет.

— если я уйду, то что тогда? ты снова сдашься, как сдался уже однажды? снова станешь никчемным? — сычен считает его шаги. шаг вперед. следом. представь, что у тебя теперь есть тень, которая выглядит как дун сычен, — забудешь все как страшный сон и будешь убеждать себя, что виноват только я? — второй шаг следом. я не дам тебе создать расстояние.

(ты не можешь оставить меня снова.)
сычен до отвратительного много может рассказать читтапону. может признаться в том, насколько слаб, расписаться в собственной зависимости. он чувствует это.
чувствует, что клубок змей — не читая ненависть, что там есть что-то важнее.
что-то вроде
я
                               скучал
       по                                тебе

(поэтому, пожалуйста
не сдавайся без
боя
он должен найти причину
снова тебя
полюбить)

— нет. нет, — смотрит прямо, запоминает, того сычена больше нет. люби такого, которого тебе дают. который пришел к тебе сам сейчас. даже если не хочешь любить, — нет, тэн, — издает смешок, — я больше не уйду. это твое наказание.

(слышишь, читтапон?
не смей сдаваться.)

определенно, ли чихун живет именно для того, чтобы проебываться. каждую секунду своей жизни он должен потратить на какую-то хуйню в духе "проебись". так, он, например, уже сотню добрую первых поцелуев отдал своим одногруппникам, но то были поцелуи смазанные, непонятные, а вот с сунёном он конкретно так касается губами губ; хорошо, что по инерции не обхватывает руками его шею (мог бы сжать пальцами горло), а просто замирает, не понимая, что именно чувствует в этот момент.

что-то в душе переворачивается и падает к ногам со звоном, схожим с колокольным. какой же пиздец. какой же ебанный пиздец. какой же триждыебанный пиздец.
— б.л.я.д.ь — чихун четко проговаривает каждую блядскую букву, потому что искренне надеется, что это поможет выразить ему весь спектр эмоций. хорошо, что именно в этот момент стафф просит о перерыве и начинаются какие-то бурные обсуждения того, стоит ли оставлять это в эфире или нужно перезаписывать дубль.

у чихуна голова идет кругом. это... слишком? он поднимает взгляд на сунёна, обращая внимание на его растерянное и смущенное лицо, и не может подобрать нормальных слов для того, чтобы хоть как-то охарактеризовать ту бурю, которая поднимается в нем протестующей волной. нет, он не против... или против... просто... можно так, чтобы подобные вещи происходили не между ним и сунёном (маленькая фанючка-карат в голове ли чихуна орет что-то о канонах и фанфиках), а между ним и еще кем-нибудь.
или вообще не с ним.

это же, кажется, джонхан-хён подтолкнул под спину, заставляя участвовать в конкурсе.
уджи стремительно краснеет, поэтому пытается защититься злостью. он и в самом деле зол. смущён, как черт, и зол. и это нормально, потому что в нем слишком много противоречий. начиная музыкой и заканчивая квон сунёном. знал бы он, как жить с этим...
— ничего мне не говори. просто молчи. просто блядь сделай вид, что нихуя не произошло, — уджи дергает головой резко, разворачиваясь на пятках, и почти пулей вылетает в сторону гримерок, потому что: а) ему нужно поправить макияж, б) сунён не должен увидеть этот нежно-розовый оттенок ушей, в) теплое прикосновение сунёновых губ все еще пульсирует нежным поцелуем.
первым нормальным поцелуем.
и, разумеется, с человеком, которого чихун очень любит.

возвращается уджи из гримерки на удивление спокойным и уверенно держится всю оставшуюся программу, не позволяя себе смотреть на хоши, а в машине и вовсе отсаживаясь от него подальше. лучше держать дистанцию, пока не получится восстановить привычное равновесие, тонко балансируя на грани "хорошие друзья". сунён — не то, о чем стоит думать. и тем более не то, к чему нужно возвращаться в своих воспоминаниях. уджи давным давно себе это запретил.
запись он заканчивает как в тумане и обещает себе, что никогда и ни за что не откроет комментарии к новостным статьям, потому что статей точно будет огромное море, а его нежное сердце все-таки не выдержит.
причем, что именно его волнует больше всего, чихун так и не сознается.

да и не скажешь ведь, что ему... понравилось.

/ / / / / /

— плохо, сунён. начинай еще раз.
они остаются в студии один на один и это было бы дискомфортно, не нарушь ли чихун собственное обещание. он все-таки читает комментарии под новостными статьями и видит собственное удивленное лицо с множества скриншотов. фанаты отмечают аккаунт пледис в инстаграме и уджи старательно подчищает тэги, но все-таки не может полностью убрать это из ленты.

фанаты сходят с ума. общественность приходит в негодование. люди считают, что они забавные.
уджи не находит это забавным и милым.

сунён — запретная зона. тот улыбчивый и игривый сунён... нет. нет.
нельзя. уджи злобно крутит рычажки, отжимая нужные кнопки и пускает музыку. они записывают новый трек, готовятся к камбэку, только вот беда — у сунёна никак не получается. конечно, он ведь самый "отстающий" в группе. остальных ребят уджи отпустил еще днем, и только хоши остался коротать с ним время до позднего вечера.

вовсе не потому, что это месть (да, это месть, квон сунён в наглую спиздил у чихуна первый поцелуй и скорее всего сделал это специально, потому что выглядел недостаточно расстроенным, когда они уезжали со съемок).
— еще раз, хоши. плохо.

сколько раз чихун уже произнес это? десять, двадцать? сколько еще раз нужно это произнести, чтобы наконец-то чувствовать удовлетворение? бесконечность?
сунён, если размышлять логически, виноват во всем. наверняка это именно его руки подтолкнули чихуна, наверняка это именно он встал после уджи, а не перед сынчолем. да-да, это все он, а не стафф, который их расставляет и даже не случайность.
сунён все подстроил.

уджи злится, потому что эта случайность почти вытащила наружу все его эмоции и чувства. словно сунёна на несколько мгновений пустили в его душу. отвратительно, не так ли? он вообще не должен догадываться об этом. они должны и дальше существовать как друзья (или не очень). потому что, во-первых, они парни, во-вторых, это безумно навредит группе, в-третьих, чихун скорее даст отрубить себе руку, чем признается в позорном чувстве к человеку, который не кажется надежным на первый взгляд.
— как ты вообще можешь называть себя певцом, если не можешь нормально записаться? еще раз.

[NIC]Lee Jihoon[/NIC]
[AVA]http://sh.uploads.ru/w4vC5.gif[/AVA]

минхён улыбается во все тридцать два, пока сердце буйной канонадой выстреливает. донхёк похож на маленького сжавшегося котенка и, если честно, во всей своей жизни немного не такой крутой, каким казался хэчан. и тем не менее, ли минхён не испытывает ни грамма разочарования, потому что донхёк — такой же теплый и уж точно такой же смешной (упоротый? в конце концов, несколько раз марк ли наблюдал за тем, как звонко смеется его одноклассник и в эти моменты отчаянно сожалел, это не смех того человека, который за сотню километров от).

— ну, вообще-то, я узнал только что? — марку самому смешно от того, насколько у него голос становится непривычным. но донхёк обнимает его, обхватывает руками, словно они — старые приятели, которые давным давно не виделись. минхён именно так себя и чувствует, только на плечах тяжести чуть меньше и уверенности в себе чуть больше.
он пожимает плечами, не размыкая чужих объятий.

вопрос интересный — должны ли мальчики вообще обниматься? на них одноклассники косятся странно и марк хочет было огрызнуться на них, но вместо этого просто провожает хмурым взглядом, не давая вставить ни слова. донхёк — чуть ниже, чуть теплее и чуть ярче.
буквы на экране телефона всего лишь буквы. но живой и настоящий человек... марку так внезапно и странно, что даже немного кружится голова.

— извини, что урок задержал? ты был очень возмущен, — марк посмеивается в полушутке и не знает, куда деть все эти эмоции, которые в нем, словно воздушный шарик: собираются и наполняют изнутри искрящимся светом. он несильно щелкает хэчана по кончику носа большим и указательным пальцем и щурит глаза, стараясь как можно четче и внимательнее рассмотреть чужое лицо.

среди сотен людей, он никогда бы не подумал, что его лучшим другом станет именно ли донхёк. воздержаться от смешка не получается; и это вовсе не оттого, что донхёк не заслуживает быть — он самый лучший во всей несчастной минхёновой жизни — просто нервы внезапно приходят в негодность. марк так хотел, так ждал и так надеялся, что когда его мечта осуществилась оказалось, что он не знает, как должен себя вести.

и если вижу цель — не вижу преград, то что потом делать с этой целью, когда она уже у тебя в руках (причем в прямом смысле)?
— я обычно не верю в совпадения и сначала списал все на счастливую случайность, но блин, как тебе удается делать так, чтобы тебя не ругали за телефон? — минхён озабоченно смотрит на доску, на серьезный профиль учителя и делает шаг назад, отстраняясь.

между ними есть небольшая дистанция и этого достаточно, чтобы не привлекать к себе еще больше внимания. минхён задумчиво прикусывает губу, когда хэчана рассматривает: в силу юношеской пылкости, хочется волосы чужие растрепать, да поцеловать звонко чужие щеки, потому что хэчан... хэчан...
слов не подобрать.

в силу собственного дерьмового характера, не получится сделать ничего. марк застенчиво (черт, правда?) ловит мысли о том, что было бы здорово пообниматься подольше и, в общем-то, так, как хэчан, его никто и никогда не обнимал. было бы круто, если бы они могли поддерживать какой-то физический контакт: жадному до такого вида общения минхёну всегда мало человеческого тепла (хотя тут, вероятно, мало тепла одного конкретного ли донхёка).
а вдруг он хэчана испугает тем, что слишком активный и напористый?

серьезно, я хочу также. также — это как в той мечте, где ли марк не боится собственных эмоциональных порывов. также — это чуть более низменно, чтобы телефон работал, хотя бы — чтобы на каждом уроке переписываться за чужой спиной и обсуждать дурацкие шуточки. марк уже на полном серьезе их будущую жизнь представляет в ярких красках: вот они сидят за соседними партами, вот минхён уговаривает донхёка пропустить парочку уроков, вот они в столовке кидаются друг в друга отвратительной едой...
и оказывается — вся дальнейшая жизнь теперь мыслится только в том ключе, что рядом, неизменно, будет ли донхёк.

так может, и тянуть-то не стоит?
минхёну бы попереживать на тему того, что донхёк в жизни от хэчана отличаться может и при этом сильно, но почему-то, смотря в глаза напротив, совсем плохо верится в подобную чепуху. даже сомневаться не стоит, что лучший друг всегда лучший.
минхён хэчану верил на все сто процентов.
донхёку он будет верить на все двести.

— слушай, — марк как-то неловко загребает чужие пальцы, хватая парня за руку. возможно, не слишком романтичный и милый жест, но это же ли марк, чего еще от него ожидать? у него все грубо и напролом, — не хочешь пропустить следующий урок? — у него во взгляде пляшут черти.
а в душе — ебанные нервы, потому что он только что сделал то, чего делать не планировал! взять донхёка за руку... ох?

но минхён знает все о том, как нужно прогуливать учебу. а тут и повод подворачивается подходящий, потому что они не виделись с т о л ь к о! они друг друга не знали вживую с т о л ь к о, что... им просто необходимо немного времени наедине!
— веришь мне? я могу сделать так, чтобы у нас не было после этого неприятностей. пойдем, покажу тебе кое что интересное в стенах этой школы.

а еще минхён умеет быть убедительным.
или, быть может, дело в том, что рядом с ним ли донхёк.
а рядом с ним, почему-то
             море по колено.

у минхена от улыбки трескается губа. боль неприятная, но мимолетная. мама бы ворчала, что надо: а) меньше с девочками целоваться (лол, мам, что такое отношения?), б) не надо их облизывать так часто (человек — это его привычки, нельзя ли марка упрекать в подобном), в) надо пользоваться бальзамом для губ (покачивая пальчиком — минхен же не девчонка какая, чтобы губы мазать...). он краем глаза замечает, что не один тусит в телефоне; у донхёка экран смартфона поблескивает под партой неоновым светом, украшая коленки в школьной форме.
минхён только хмыкает тихо, слизывая кровь, и переводит взгляд в собственный телефон, наконец-то дождавшись ответа. хэчана он гордо называет своим _почти_ лучшим другом, хоть и не видел его никогда.

у донхёка что, в эту секунду сработали оповещения? марк хмурится, но мало ли в жизни совпадений? в конце концов, то что он вообще заметил в чужих руках телефон — чудо чудесное, все-таки тут принято учиться, а не пинать мужской половой на каждом втором уроке. уж тем более от донхёка не ожидаемо (хотя кто марк такой, чтобы судить).

минхён поднимает голову, рассматривая стройные ряды одноклассников и таймер внутри его головы тихо тикает, уничтожая секунды. с одной стороны, сейчас закончится математика и все станет немного лучше. с другой — совсем скоро начнется то ли физика, то ли химия, черт его знает. надо будет спросить у кого-нибудь.
а кроме них с донхёком совсем никто не отвлекается на посторонние вещи.

— молодой человек, быть может вы расскажете всему классу, что именно вас так заинтересовало в вашем телефоне?
у минхёна пальцы мигом становятся влажными и кирпич айфона быстро прячется в оттопыренный карман брюк. марк выпрямляется, но голову поднимать не спешит, потому что и без того прекрасно осознает, что именно увидит перед собственными глазами. фигура неказистого учителя и без того иной раз снится по ночам, а теперь — ей за милую душу посещать минхёновы кошмары. именно поэтому марк только втягивает голову в плечи, хоть спина и остается идеально прямой. главное — не смотреть учителю в глаза.
впрочем, минхён и так чувствует его дурацкую, липкую ухмылочку.
собственное молчание — маленький проигрыш, но лучше так, чем брызжущее слюной в лицо негодование математика.

— поскольку это явно интереснее моего предмета, штрафные пять минут для всего класса. ваши одноклассники скажут вам спасибо.
действительно скажут. марк ощущает кожей недовольные, зудящие взгляды ребят с соседних парт. класс, словно единый организм, выдыхает недовольством и минхёну хотелось бы, может быть, стать чуть меньше и незаметнее, да только не бывать такому.

он только сильнее сжимает телефон в кармане. молча.
вот сейчас учитель отойдет и марк разразится гневной тирадой, вот сейчас! ух! он как пожалуется хэчану, тот — чудо — его наверняка поймет и пожалеет. но получается отправить только одно сообщение, потому что... черт, у мистера кима явно нюх на технику apple.

тривиально, но максимально правдиво.
сейчас марк — красная тряпка для быка. еще немного, хотя бы один неосторожный шаг, отблеск утреннего солнца на матовой поверхности экрана (непременно попавший учителю в глаз), и не избежать самой настоящей драмы. если урезанную на пять минут перемену еще можно пережить (и то, скорее всего после урока минхёну выскажут все, что о нем думают), то замечания или, не дай бог, выговор в личное дело... ох, родители точно не похвалят.

минхён мальчик смышленный, да только как объяснить им всем, что сейчас у марка в телефоне целая жизнь. и эта жизнь намного интереснее вот этой реальности.
сами в ней живите, он в интернет.

донхёк снова привлекает его взгляд, но это просто потому, что сидит он четко по диагонали и наблюдать за ним удобнее всего. мистер ким сосредоточенно размахивает учебником, рассказывая о чем-то, а у донхёка... у донхёка, кажется, срабатывают уведомления.
интересно, как это так получается...
что ему — ничего, а марку — вечно по шапке?
но это минхён тут стихийное бедствие.

все сложно, когда в твоей жизни хлопот намного больше, чем банальных радостей. джемин знает это лучше многих, потому что, по сути, один только и работает на всю семью, пытаясь удержаться на плаву и успешно получить образование при этом.
каким именно образом, лучше не знать. джемину бесконечно стыдно за то, что он делает с собственной жизнью, но стыд — всего лишь побочный эффект. джемин умеет его преодолевать, не грызть себя изнутри и убежденно верить в то, что будущее — возможно, стоит только немного постараться для того, чтобы окончательно не уйти под воду. джемин знает, что справится.
у него ведь, в конце концов, нет других вариантов.

ему не нравится то, чем он занимается. он никогда не показывает собственное лицо и старается замазывать родинки на самых заметных местах тоналкой, чтобы никаким образом себя не выдать. и что поделать с прогрессирующей паранойей, когда в каждом слишком задумчивом взгляде вдруг находятся частички потенциального знания? джемин устало ведет плечами сидя на уроках математики и считает опадающие осенние листья, потому что иначе попросту уснет из-за монотонного голоса учителя.
листьев переваливает за десяток. от первого до пятого — джеминовы надежды, от шестого до десятого — мечта о светлом будущем. все к чертям.

джемин еще верит, что все может как-то выкарабкаться из этого порочного круга, в котором торгует собственными фотографиями, движениями и неловкими вздохами перед веб-камерой ради денег, однако с каждым прожитым днем надежды становится все меньше и меньше. его семье постоянно нужны средства.
болеющая младшая сестра, мать, которая тянет в одиночестве двоих детей, кредиты отца, которые тот по доброте душевной оставил в наследство детям. разве не мечта каждого второго человека? м?
джемин упирается лбом в ладони, плечи мелко подрагивают.

как он пришел к тому, чтобы стать вебкам моделью он не помнит. совсем никак. за это он получает достаточно денег, чтобы можно было существовать, но все еще недостаточно для того, чтобы жизнь можно было назвать безбедной. совмещать с уроками бессонные ночи удается джемину с трудом; и если раньше синяки под глазами можно было замаскировать, то теперь почти не выходит. ему либо прогуливать, либо пропускать сессии, а он и так раз в две недели позволяет себе не прийти на физкультуру и прикрывается мнимыми больничными.

джемин не может рассказать о том, что в его жизни идет не так; ему некому. он к людям тянется, как мотыльки к свету, но почему-то всегда останавливается на пол пути — вряд ли кто-то поймет, примет и сможет не осуждать. джемин сам себя осуждает, что уж говорить про других людей? он в столовой отсаживается отдельно от одноклассников, а в класс приходит всегда за несколько секунд до звонка — ровно так, чтобы успеть усесться на место до прихода учителя.
джемин думает, что его не очень-то и любят в школе. кому понравится мальчишка, у которого вечно хмурый вид?
(и кто бы знал, как на самом деле он попросту хочет спать).

н и к о м у.
джемин знает, что никому не нужен, кроме, разве что, той маленькой девочки, что вечно встречает его дома и тянет маленькими ручонками за одежду, прося объятий. может быть, мама его тоже любит: иногда гладит по волосам, улыбается, мол, молодец. для нее он — фрилансер, мам, умею тут по-немногу делать, никто не знает, сколько мне лет на самом деле.
но правда в том, что джемин руками мало на что способен: в коды не умеет, с графикой не дружит, рисовать не научен. фантазия скудновата, ресурсы и без того хуже. джемин просто выбрал то, что у него всегда хорошо получалось.
девочки в школе говорят, что он красивый.

п р и н ц из какой-нибудь сказки.
принцы не таскают по ночам ящики с продуктами, не пахнут рыбой и не занимаются тяжелой работой, принцы сидят на троне и учатся тому, как управлять государством. джемин знает, что не выдержал бы физической работы. из двух зол всегда выбирают меньшее.
минус моральные принципы, плюс количество купюр в электронном кошельке.

в мире слишком много извращенцев, чтобы остаться без своего куска хлеба торгуя самим собой.
джемин разминает шею, но глаза упрямо слипаются. учитель что-то рассказывает про какие-то функции, про графики и параболы, но это слишком сложно — джемин нагонит этот материал потом, дома, когда будет готовиться к очередному срезу знаний. он не может себе позволить просесть по учебе.

медленно лбом касается холодной поверхности парты.
во сне джемину спокойно. там нет удушающего чувства безысходности и собственной несостоятельности, коль опустился до того, чтобы пойти в расход. во сне все совсем по-другому.
а еще там есть ли джено.
тот еще засранец, конечно. только целуется он на удивление тепло и улыбка у него — ласковая до бесконечности — щемит сердце, юркой змейкой волнения забирается в солнечное сплетение, оставляя восторженное искристое счастье.

в жизни иначе.
джемин косит взгляд на парту одноклассника, сонно моргает. когда он снова открывает глаза, в классе нет никого, кроме них двоих.
проспал до самой перемены.

и как так вышло?
и что будет теперь?

[nic]Na Jaemin[/nic]
[ava]https://78.media.tumblr.com/a72eff46c88ecd77b5dd3c0b50a4544a/tumblr_p7z6o4BeTi1vs6eieo5_r1_400.gif[/ava]

мечта, которая становится реальностью, пугает ничуть не хуже очередного бессмертного врага [и черт его знает, сколько таких бессмертных узумаки наруто уже успел победить]. свою мечту победить он тоже смог; а теперь вот трясется, словно лист на ветру, да не может найти в себе сил, чтобы не нервничать.

я стану хокаге. он твердил это себе каждый день по сотне раз; он твердил это каждому встречному; он ломал ради этого себя — физически и морально, поднимался с колен каждый раз через боль, которую невозможно терпеть. я. стану. хокаге. не ради отца, не ради третьего, пятой или шестого.
ради самого себя, ради того чтобы признали, ради того, чтобы эта деревня продолжала жить и быть лучшей деревней не только в стране огня, но и на всем свете.

наруто ждал дня, когда наконец-то сможет назвать себя седьмым. он старался, он побеждал, он шел... и он наконец-то пришел? вот она — эта цель, протяни руку да сожми ее в кулаке. даже сквозь закрытые окна плотный шум толпы, собирающейся на площади перед резиденцией...
вот оно. оно — настало.

ему бы хотелось, чтобы они им гордились. чтобы минато и кушина смотрели на него также, как смотреть будет сакура и какаши-сенсей. как будет смотреть все население конохи, дядюшка из ичираку рамен, киба, шикамару, сай... саске.
во истину: все, что нас не убивает, делает нас сильнее. сильнее некуда — курама отзывается внутри, подает свой скрипучий голос и насмешливо спрашивает доволен ли он, узумаки наруто, тем, чего смог достичь.

наруто знает — доволен. счастлив.
но так этого счастья боится, так пугается этого шага, когда он выйдет на крышу, чтобы шестой хокаге передал ему титул и тот самый заветный плащ. наруто был бы кем-то другим, если бы не смог улыбаться. даже сейчас.

дверь перед ним открывают ниндзя из анбу и ветер бьет по ушам, треплет светлые волосы. солнце настолько яркое (они говорят, что это он сам солнце), что слепит глаза, заставляя прикрывать их ладонью. перебинтованная рука надвигается темной тенью, позволяя рассмотреть открытое пространство впереди, небольшую группу людей, какаши и старейшин, ожидающих в молчании.

каждый шаг — эхо прожитых дней. наруто идет вперед с идеально прямой спиной, с серьезным (удивительно) выражением лица, но знает, что как только дойдет до того самого места, губы его озарит самая теплая из всех возможных улыбок. каждый шаг — доказательство собственной силы, вера других людей, ставших наруто родными. руки, что тянутся к нему, тянут его наверх и наруто обязательно — обязательно — обязательно справится со всем, что свалится на его плечи.
потому что рядом с ним так много людей, так много тех, кто в него верит, что он готов; наруто способен победить этот мир, сломать судьбу ради того, чтобы спасти близких. ради того, чтобы спасти эти семью под названием коноха.

ладонь какаши мягко ложится на плечи. шестой улыбается сквозь маску и наруто видит в глазах чужих смех и гордость — сенсей знал, что рано или поздно ученик превзойдет учителя. наруто — сильнейший шиноби.
еще один шиноби где-то там, в толпе, рядом с сакурой...

наруто бросает взгляд вниз, рассматривая знакомые лица. нежно-розовые, словно лепестки цветов, волосы сакуры тут же привлекают его внимание. калейдоскоп чужих улыбок: чоуджи, куренай, хината, шино... где?
где ты?
сердце непривычно пропускает удар, заставляя улыбку стать чуть более блеклой.

наруто ощупывает толпу глазами, пытается найти нужную чакру, но видит только знакомые лица жителей деревни и ничего кроме них. саске в толпе нет [если бы был — наруто бы нашел]. воспоминания — то, что всегда будет следовать за наруто, и в этих воспоминаниях однажды он отпустил саске и не смог его вернуть.
сердце болезненно сжимает испугом; наруто кусает внутреннюю сторону щеки (саске обещал, что будет), стараясь не паниковать, но тихий голос кьюби шепчет ему о том, что учихам доверять нельзя.

наруто старается не паниковать.
какаши-сенсей говорит что-то; старейшины говорят что-то; наруто панически ищет взгляд одних единственных глаз, и найти не может. это — прямое попадание в кошмар, какое-то ужасное гензюцу, которое не получается рассеять. где саске?
с а с к е?

вместо ладони глаза закрывает широкополая шляпа хокаге и нежная полупрозрачная ткань ложится на плечи, прикрывая лицо. наруто поднимает ладонь, говорит невозможную ерунду, срывается с места под грохот чужих аплодисментов.
седьмой хокаге.

только вместо эйфории — дрожь в пальцах, испуг, который никогда словами передать не сможет. где саске? почему он не пришел? он должен был быть! он должен был стоять рядом с сакурой!
дверь в кабинет за наруто закрывается оглушительно. головной убор тут же летит к чертям.

наруто привычно прикусывает кончик большого пальца на правой руке, чувствуя боль от собственного укуса и легкий привкус бинтов. черт. черт. черт. черт тебя подери.
где саске? куда он делся?
где ты?
не смей меня оставлять.
[NIC]Uzumaki Naruto[/NIC]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2Q13n.png[/AVA]